"На Украине уже было дело. Под Чернобылем. Нашу роту из второго эшелона перебрасывали к передовой, вводили в бой. Шли взводными колоннами. Вечерело. Впереди - деревня.
До фронта еще километра три. И вдруг из крайних хат - пулеметные очереди. "Наш взвод шел во главе колонны, так двоих сразу наповал, а еще троих ранило. Что такое? Откуда тут немцы?
Тут же развернулись в цепь. Один взвод зашел с фланга, пулеметные точки гранатами забросали. Взяли мы их без особого труда. Смотрим: немцев среди убитых мало, в основном власовцы. Троих живыми взяли.
Ротный наш курский был. Старший лейтенант. Как сейчас его помню: высокий, сухощавый, уже в годах. Ну, может, лет тридцати пяти так. До нас взводом командовал. В Курске у него семья была. Вся погибла. Бомба в дом попала. Жену и троих дочек - всех разом. Это мы знали.
В середине деревни, под вербами, три грузовика стояли. Моторы уже работали. Видать, драпануть хотели. В кабине одной из машин две девушки. С власовцами были. Но не в форме, а так, в платьишках. Привели всех в хату. Меня поставили охранять их. Вот потому-то я все и видел.
Пришел ротный. С убитыми попрощался и пришел. Ребят своих мы тут же, в деревне, и похоронили. Пленных поставили прямо в хате, вдоль стены. Ротный крайнему власовцу: "Как же ты, сукин сын, посмел присягу нарушить?" - "В плен попал. Невыносимо было. Простите!"
Ротный ему: "Прощаю" - и в лоб из ТТ. Другому: "А ты почему немецкую форму надел?" - "Простите". И на колени упал. "Видать, и перед немцами ты так же унижался, на коленях стоял? Прощаю". И ему - в лоб. Третий весь трясется, голову опустил, белый весь как мел. "А ты?" Тот молчит. Только слышно, как зубы стучат. "И тебя прощаю".
Дальше девчата стоят. У них руки-ноги тоже ходуном ходят. Ротный им: "А вы как сюда попали?" А сам уже свой ТТ в кобуру прячет. Ярость в нем вроде как улеглась, только руки трясутся, никак пистолетом в кобуру не попадет.
"Обслуживали их?" - "Обслуживали". - "Эх вы, шкуры! Подстилки немецкие! А если прикажу мою роту обслужить?" - "Обслужим, - говорят. - Только, дяденька, отпустите". Молчит наш ротный, на них посматривает.
Скулы у него так и прыгают. Гляжу, злоба в нем еще играет. "А откуда ж вы родом?" - спрашивает и ремешок кобуры уже застегивает. Они ему: "Курские". - "Что-о?! Ку-рс-ки-е?!" - "Да, дяденька, курские". - "Нет! Нет и не будет никогда в Курске блядей немецких!" И тут же...., и обеих тут же положил. Ох, натерпелся я тогда! Стоял ни живой ни мертвый. А ночью ротный напился. К передовой его везли на подводе.
Перед форсированием Днепра был такой случай. Разведчики наши притащили языка. А жители привели своего, в немецкой форме. Власовца. И где они его прихватили? Говорят, у бабешки какой-то прятался. Немец оказался из эсэсовской дивизии. Ни слова из него не вытащили. И повесили их, обоих, возле штаба полка. Немца - за шею. А власовца - за ноги. Долго он так, вниз головой, болтался. Немец сразу затих. А этот еще долго живой был.
Как-то, помню, стоим на переправе. Уже не помню, на какой реке это было. Там же, в Восточной Пруссии. Навстречу гонят колонну пленных. Ждем, пока их проведут.
И вдруг один из колонны выскакивает к нам: "Товарищи, дайте закурить!" Во взводе у нас был матрос, звали его Иваном Николаичем. Годов, может, так под сорок. Нам, молодым, он казался стариком.
Мы его и звали по имени-отчеству. Глядим, наш Иван Николаич мигом с плеча автомат — и чирк его! Тот сразу и завалился. А Иван Николаич весь вскипел! И дальше бы, наверно, очередью повел. Подскочила охрана: "Что такое?! Кто стрелял?!" А мы уже Ивана Николаича затолкали в свою колонну: "Не знаем кто. Наши не стреляли".
А после, когда на другую сторону реки перешли, его и спрашиваем: "Ты что ж это, Иван Николаич?" - "Такие товарищи, - говорит, - всю мою семью расстреляли в Псковской области".Власовцы.
В Познани наш взвод наскочил на пулемет. Наступали вдоль домов. Обычный уличный бой. Продвигались хорошо. Немцы где начнут стрельбу, мы тут же — из всех стволов. Ребята зайдут, пару гранат бросят и дальше пошли. А тут — прихватил нас… Вперед - ни шагу. Режет, сволочь, длинными очередями. И стреляет точно, со знанием дела. Чуть кто из наших ребят голову поднимет или перекатится в сторону, к тротуарному брусу, смотришь, уже в луже крови лежит.
Мы отползли и начали обходить его сбоку. Но к самому пулемету подойти все же не можем. И гранату кинуть нельзя - стена. А слышим, как рядом совсем, вот, за стеной, лупит. А как его достать? Тогда мы пробили стену, пролезли туда и схватили этого пулеметчика. Оказалось, власовец! Нашивки на рукаве.
Русская освободительная армия. Вроде. Схватили мы этого "освободителя", поволокли. А вторым номером у него немец был. Ребята его сразу застрелили. А этого затащили на седьмой этаж и сбросили вниз.
Когда вытолкнули на балкон и он все понял, как заплачет! Что-то пытался сказать. Но кто его будет слушать, когда он стольких наших ребят положил?!"- из воспоминаний сержанта 74-й гвардейской стрелковой дивизии 29-го гв.стр.корп. 8-й гв.армии Н.С.Жаворонкова.
Свежие комментарии