На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Подробно о главном

10 252 подписчика

Свежие комментарии

  • Okcана Мелешкина
    И с какой стороны у нее русская внешность?Расстрел Окуевой ...
  • Вячеслав Арефкин
    В итоге опять сделали работу плохо не до конца, нациков не вычесали и теперь КазаКстан делает нам пакости!!! Шпионы, ...С кем Россия воюе...
  • Ольга Езерская
    Ольга. Я пошел покимаритьТурция решила пор...

Сталин: «Мы не можем заставить поляков сражаться»

Писатель, общественный деятель Николай Стариков, эксперт Федерального агентства новостей, приводит историческое обоснование того, почему слова президента Польши Анджея Дуды о более храбрых, чем русские, поляках имеют под собой недостаточно обоснования.

Совсем недавно со стороны польского президента Анджея Дуды прозвучало весьма странное заявление. Польский политик сравнил русских и поляков и отметил, что у поляков «больше смелости». Ну что тут скажешь — перед нами не что иное, как исторический комплекс. Комплекс польского политика, который хотел бы видеть Польшу «от можа до можа», большой и великой, а Россию, наоборот, маленькой и слабой. Нам остается только пожалеть польский народ, у которого подобные «исторически закомплексованные» руководители.

И вспомнить важные исторические факты, когда даже товарищ Иосиф Сталин не мог ничего поделать с поляками, не желавшими сражаться с немцами.

Эти факты мало кто знает сегодня. Речь о фактически предательской позиции, которую заняло руководство польской армии в отношении СССР и общей борьбы с нацистами. Эта армия вошла в историю как «армия Андерса», по имени генерала, который ее возглавлял.

Но все по порядку. Сразу после нападения гитлеровской Германии, СССР начал искать себе дополнительных союзников для борьбы с агрессором. При этом изменения в советской внешней политике выстраивались не только с учетом новых реалий, но и с оглядкой на позицию Великобритании, которую Адольф Гитлер сделал своим нападением нашим союзником. Уже 3 июля 1941 года Народный комиссариат иностранных дел (НКИД), а именно так в то время называлось наше министерство иностранных дел, уведомило британскую сторону, что СССР готов вести переговоры с польским правительством в изгнании (то есть в Лондоне!).

Москва отмечала, что она выступает за создание независимого польского государства, в состав которого могут войти также те области, которые отошли к СССР в сентябре 1939 года. 30 июля 1941 года премьер-министр этого «лондонского» польского правительства генерал Владислав Сикорский и посол СССР в Великобритании Иван Майский подписали договор. Это соглашение подписывали в здании британского МИДа в присутствии министра иностранных дел Великобритании Энтони Идена и ее же премьера Уинстона Черчилля.

Согласно документу, о котором сегодня «забывают» обличители Договора о ненападении между СССР и Германией, соглашения Москвы и Берлина 1939 года объявлялись утратившими силу. Между советским и польским правительством, которое пока контролировало лишь несколько комнат в британской столице, восстанавливались дипотношения. Стороны договорились о создании на советской территории польской армии под польским командованием, которое должно было находиться в подчинении советского руководства.

12 августа 1941 года Президиум Верховного Совета Советского Союза издал указ, о котором вы также не прочитаете в книгах «совестливых» либеральных историков. Этот указ назывался «О предоставлении амнистии польским гражданам, содержащимся в заключении на территории СССР», и он гласил: «Предоставить амнистию всем польским гражданам, содержащимся ныне в заключении на советской территории или в качестве военнопленных, или на других достаточных основаниях».

14 августа 1941 года было заключено военное соглашение, которое подчеркивало необходимость в кратчайшие сроки сформировать на территории СССР польскую армию для ведения боевых действий против Германии совместно с войсками союзных держав. Командующим польской армией «лондонским правительством» был назначен генерал Владислав Андерс. Этот «русский поляк» прекрасно говорил по-русски, начав службу в армии Российской империи, воевал в кавалерии. Сражаясь за «веру, царя и Отечество», был трижды ранен, имел несколько боевых наград. Был направлен на учебу в Академию Генерального штаба.

Кто знает, как бы сложилась его судьба, если бы не Февральская революция и дальнейшая смута. В результате всего этого капитан российского Генштаба Владислав Андерс участвовал в русско-польской войне в качестве командира полка Польской армии. Начало Второй мировой войны застало Андерса командиром кавалерийской бригады. В конце сентября 1939 года остатки его бригады были разгромлены под Львовом, а сам он ранен и попал в советский плен. После излечения в госпитале он находился до августа 1941 года во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке. «Голубем», доставившим генералу Андерсу известие о назначении его лондонским правительством командующим новой польской армией, стал лично Лаврентий Берия.

Формирование новой армии началось немедленно. После объявления амнистии поляки на формирование прибывали из лагерей, с лесозаготовок и колхозов, многие были заняты на дорожных работах или в строительных батальонах, часть служила в Красной армии. При этом с самого первого дня Андерс намеревался сделать все, чтобы не посылать польских войск на германо-советский фронт. Первоначально он хотел сохранить армию до момента, «когда СССР будет разбит», затем просто увести ее с территории Советского Союза.

Это полностью противоречило подписанным соглашениям и вызывало недоумение у честных польских офицеров, которые позже рассказали об этом в мемуарах. Получив от советского командования вооружение для одной дивизии, Андерс «размазал» его между всеми соединениями, добившись тем самым невозможности отправки на фронт ни одной польской части. Ведь вместо одной вооруженной дивизии было «две с половиной» слабо вооруженных.

В соответствии с планом, который генерал Андерс составил в сентябре 1941 года, вывод армии к англичанам следовало осуществить через Иран, в крайнем случае Афганистан или Индию. Остаться и воевать с немцами на советско-германском фронте поляки не собирались ни в коем случае. Поэтому первым этапом реализации этого плана должен был стать перевод польских частей как можно ближе к вышеупомянутым границам внутри СССР. И вот генерал Андерс решил поставить советские власти перед свершившимся фактом — он самовольно начал направлять поляков, новые контингенты для своей армии под Фергану, вместо направления их под Бузулук, Тоцкое и Татищево, где польская армия и формировалась.

«Следуя своему замыслу, Андерс в ноябре 1941 года самовольно, без согласования с какими бы то ни было властями — польскими или советскими, направил два больших эшелона, более чем по 2 тыс. человек в каждом, к берегам Амударьи и Сырдарьи. Многие из них в скором времени погибли от тифа, малярии, дизентерии и других болезней в условиях полного отсутствия какого-либо ухода и медикаментов, и лишь самое незначительное количество из них попало в армию.

Страшная халатность в данном случае усугублялась неудачно выбранным местом. Советские власти и тут (хотя переброска столь большого количества поляков в Среднюю Азию не была предусмотрена никаким планом и вообще не была согласована с ними) изъявили готовность оказать польскому населению помощь. Они начали привлекать стекавшихся в Узбекистан поляков к работам на хлопковых плантациях, использовать на ирригационных работах и в строительстве. В результате в районах Нукуса, Бухары, Самарканда и Ферганы поселилось около 100 тыс. поляков», — пишет в своей книге об истории армии Андерса польский поручик Ежи Климковский.

Характерно название этой книги: ««Гнуснейшие из гнусных». Так честный польский офицер выразил свое отношение к тому, как вело себя польское руководство в сложнейший период битвы с гитлеризмом. Действия Андерса привели к массовой гибели поляков, которых по статистике умерло за время нахождения в СССР около 3,5 тыс. Учитывая, что общая численность армии в максимуме не достигла 100 тыс., — это очень большая смертность. Которую сознательно «организовал» генерал Андерс.

В конце ноября 1941 года в СССР прилетел Владислав Сикорский — польский премьер в изгнании.

В Москве прилетевшего встретили на уровне государственного визита. Центральный аэродром был украшен массой национальных польских и советских флагов. Почетный караул, оркестр, гимн. В гостинице «Москва» для прибывшего главы польского правительства и сопровождающих его лиц отвели целое крыло на седьмом этаже гостиницы. Прием был крайне радушный и действительно походил на «государственный визит», так как в осажденной немцами столице Сикорский разместился в большом номере, состоявшем из кабинета, салона и спальни. Двухкомнатные номера были выделены Андерсу и послу Польши в СССР по фамилии Кот. Помимо этого, каждый высокий польский гость получил в личное распоряжение автомобиль.

Вечером 3 декабря Сикорский прибыл к Сталину. Чтобы понять контекст их беседы и всю подлость того, что сделали тогда наши «польские партнеры», надо вспомнить положение вещей на 3 декабря 1941 года — самого страшного для России за всю ее историю! Наступая с конца сентября на Москву, немецкая группа армий «Центр» к началу декабря захватила Клин, Солнечногорск, Истру, вышла к каналу им. Москвы в районе Яхромы, форсировала севернее и южнее Наро-Фоминска реку Нара, подошла с юга к Кашире.

Германские войска стояли на пороге Москвы, но они вышли на этот рубеж обессиленными и обескровленными. Однако вопрос, смогут ли гитлеровцы войти в столицу Советского Союза, был еще открыт. В этой ситуации каждая воинская часть, каждый танк, каждое орудие и каждый солдат, горевший желанием сражаться с врагом, были важным аргументом на весах истории, которые колебались в ходе упорнейших боев.

Через два дня, после беседы польской делегации во главе с Сикорским со Сталиным, начнется контрнаступление Красной армии под Москвой. Немцы будут отброшены от столицы и разгромлены, но сумеют остановиться и закрепиться, отойдя и сократив линию фронта. Участи армии Наполеона, которая, начав отход от Москвы, постепенно деградировала и теряла боеспособность, вермахт избежит благодаря приказу Гитлера. Фюрер запретил любой отход войск, заставив их обороняться там, где они находятся, невзирая на выгодность позиции. Но тем не менее дороги под Москвой будут забиты брошенной немецкой техникой, мертвыми лошадьми и трупами немецких солдат. Три танковые группы, рвавшиеся к столице, были вынуждены отходить под угрозой быть отрезанными и окруженными. Впервые за Вторую мировую войну!

И вот в такой момент польское руководство пришло к Сталину, чтобы сказать, что …поляки не могут воевать с немцами. Что им нужно время для формирования, да и вообще они хотели бы передислоцироваться в Среднюю Азию, а оттуда — уйти к англичанам в Иран! Стенограмма беседы Сталина с нашими «союзниками», в сложнейший период получившими от СССР оружие. продовольствие, медикаменты, обмундирование, но так и не пожелавшими проливать кровь, является ценнейшим историческим документом.

Отдельно хочу заметить, что никакого ленд-лиза еще не было, никаких существенных поставок чего бы то ни было с Запада в СССР не пришло. Поэтому нам будет понятна горькая ирония в словах Сталина, который имел полное право рассчитывать на участие по крайней мере одной польской дивизии в текущих боях с гитлеровцами. Да хотя бы батальон, хоть роту надо было отправить на фронт. Это было важно не только с военной точки зрения, сколько с точки зрения пропаганды!

Но ничего подобного Сталину поляки не предложили. Сикорский с ходу перешел в наступление. После приветствия он заявил, что никогда не был сторонником враждебной Советскому Союзу политики некоторых кругов Польши и поэтому 30 июля 1941 года подписал договор с СССР. Вообще он, Сикорский, сторонник скорейшего открытия Второго фронта. Он-де надеется, что Сталин поможет четкому и быстрому выполнению договоренностей. Далее Сикорский сказал, что «много поляков находится еще в тюрьмах и в лагерях, где они растрачивают свои силы и здоровье вместо того, чтобы служить нашему общему делу». Точных списков этих лиц у него нет и он не может их предоставить, но такие списки имеются у начальников мест заключения.

Сталин отвечает, что все поляки, бывшие в заключении, освобождены по амнистии. Может быть, некоторые из них еще до освобождения куда-либо сбежали, например в Маньчжурию.

«Я хотел бы, — сказал Сталин, — чтобы у господина Сикорского создалась твердая уверенность в том, что у нас нет никаких расчетов задерживать в заключении хотя бы одного поляка. Мы освободили всех, даже тех, которые прибыли в СССР с вредительскими заданиями…»

Присутствующий с советской стороны нарком иностранных дел Вячеслав Молотов уточняет, что в заключении остались только те поляки, которые осуждены по уголовным делам.

После того как Сикорский опять говорит, что освобождены не все поляки, уже Сталин подчеркивает: «В настоящее время ни в тюрьмах, ни в лагерях, ни в ссылке нет поляков, кроме, конечно, уголовных или связанных с немцами».

Сикорский передает Сталину список поляков, которые, по его информации, задерживаются администрацией лагерей, исходя из каких-то местных интересов, выполнения работ и т. д. и т. п. Сталин обещает разобраться и уладить дело. Пояснив, что значительная часть территории СССР с развитыми железными дорогами занята немцами и поэтому есть проблемы с перевозкой людей, в том числе и с возвращением поляков, Сталин хочет перейти к обсуждению военных вопросов.

— Мы хотим, — говорит посол Польши Станислав Кот, — чтобы поляки не умирали зря на севере, а помогли бы воевать с Германией.

— Мы этого тоже хотим, — отвечает Сталин. — Мы за дружбу с поляками и за совместную борьбу с Германией. Довольно вражды в отношениях между поляками и русскими! История нам диктует необходимость союза славянских народов.

Но вместо обсуждения военных вопросов Сикорский говорит, что желательно было бы получить заем для помощи польскому населению. Сталин соглашается с суммой в 100 млн рублей. Здесь необходимо уточнить, что после того, как 12 августа 1941 года Президиум Верховного Совета Советского Союза издал указ об амнистии, все освобождаемые из заключения польские офицеры получали денежное пособие: генералы — 5 тыс. рублей, старшие офицеры — 3 тыс., младшие — по 2 тыс. рублей. Лично генерал Андерс получил 25 тыс. рублей. Это было единовременное безвозмездное пособие. Прося у Сталина еще 100 млн, Сикорский требовал дополнительных денег для поляков.

Это не просто бумажки — напомню вам, что в конце 1942 года колхозник Ферапонт Головатый отдал все свои личные сбережения на приобретение самолета для Красной армии. 100 тыс. рублей — именно столько стоил боевой истребитель. Забрать у СССР 100 млн было равносильно просьбе отдать для нужд поляков 100 истребителей. Сталин согласился — он никогда не мелочился с деньгами и всегда шел навстречу тем, с кем имел дело.

Но ведь оказавшемуся в сложнейшем положении Советскому Союзу самому требовалась помощь, и раз уж ты просишь крупную денежную сумму, резонно дать что-то взамен. Но польское руководство, как покажет реальная история, ничего взамен СССР так и не дало. Более того — польская армия фактически год просидела в СССР, проедая продовольствие, получая вооружение, получив 100 млн рублей. А на фронт так и не отправила ни одного солдата!

Но вернемся к переговорам. «Глава польского правительства» Сикорский мог сначала решать вопросы о деньгах, и только потом обсуждать военные вопросы. Получив согласие Сталина дать финансы, Сикорский заявляет, «что поляки хотят вести войну с немцами не символическую, а практическую».

Зная, что поляки хотят покинуть территорию СССР и «уйти к англичанам», Сталин не удерживается от того, чтобы поддеть собеседников.

— Где, в колониях? — спрашивает глава СССР.

Сикорскому ничего не остается, как ответить:

— Здесь, на континенте.

Сейчас, на оккупированной Германией территории, продолжает он, поляки занимаются саботажем. Позже там обязательно вспыхнет восстание. «Кроме того, поляки содействовали возникновению в Германии эпидемий путем распространения бактерий», — по большому секрету сообщает Сталину Сикорский, говоря, что про «бактериологическую войну» он не говорил даже Черчиллю. На что Сталин шутит, что если бы Сикорский попробовал рассказать об этом англичанам, то на следующий день об этом появились бы сообщения в английской печати.

Сикорский рассказывает, какие польские войска уже есть за пределами Польши в английской юрисдикции и сколько их. Он подчеркивает, что говорит об этих делах как военный и не собирается делать из этого политики.

«Когда люди хорошо дерутся — это лучшая политика», — говорит Сталин.

И вот тут поляки начинают обсуждение того, ради чего они и пришли к Сталину. Сикорский заявляет, что близится момент, когда он сможет получить военную технику и оружие из Англии и США. Это удобнее было бы это сделать поблизости от английских баз. Генерал Андерс говорит, что его две дивизии в СССР (40 тыс.) находятся сейчас в очень трудных условиях.

«Это лишь жалкое прозябание, при котором все человеческие усилия направлены на то, чтобы хоть как-нибудь прожить, — рассказывает он. — А ведь речь идет о том, чтобы Польская армия как можно скорее могла начать сражаться за Польшу вместе с союзниками. Поэтому необходимо переместить армию туда, где климатические условия и возможности снабжения позволили бы сдвинуть этот вопрос с мертвой точки.

В связи с трудностями, переживаемыми в настоящее время Советским Союзом, следует учесть возможность англо-американских поставок. Наиболее подходящей территорией в этом смысле является Иран. Все солдаты и все мужчины, годные к военной службе, должны находиться там».

Сикорский поддержал Андерса, заявив, что говорил с Черчиллем по вопросу о перенесении польского лагеря в другое место, например в Иран. Там польские дивизии могли бы быть окончательно сформированы, и через 4 месяца они вернулись бы в СССР, чтобы направиться на фронт.

Сталин указывает, что армия, которая пойдет в Иран, сюда, в СССР, больше не возвратится.

— Почему? — спрашивает Сикорский.

— У Англии на фронтах много работы, — говорит Сталин.

— У нас работа здесь, — отвечает Андерс.

Еще раз хочу подчеркнуть, что в тот момент решение любой ценой оттягивать отправку на фронт, избегать ее генералом Андерсом уже принято — по согласованию с англичанами. Стратегия ими выработана, осталось только представлять дело так, что все получилось само собой и объективные обстоятельства помешали польской армии начать воевать с немцами.

А ведь на стол Сталина ложились сводки компетентных органов о том, какие настроения царят в польских дивизиях. Они антисоветские и русофобские, что, впрочем, всегда означало одно и тоже: «в этой войне поляки выполнят роль чехословацкой армии в годы гражданской войны»; «направим оружие против Красной армии»; «не надо спешить проливать польскую кровь, пока линия фронта не будет пролегать по польской земле». А еще будет «дело полковника [Януша] Галадыка», польского офицера, которого генерал Андерс отстранил от командования за то, что тот оказался «слишком расположен к большевикам».

Сталин и Молотов прекрасно понимают, что нужно полякам. И англичанам. Сформировав польскую армию из поляков на территории СССР, они хотят увести ее с советской территории, использовать в интересах Великобритании. А после войны — использовать против СССР.

— Англичане впоследствии скажут: мы вас снабжали, поэтому вы должны работать на нас, — говорит Сталин.

Сикорский заявляет, что польское правительство самостоятельно распоряжается своей армией. Оно сможет вернуть в СССР те войска, которые будут переброшены в Иран, а может быть, даже прибавит к ним и ту бригаду, которая сейчас находится у англичан в Тобруке.

— Поляки лучше дерутся, когда они находятся ближе к Польше, — вступает в диалог Станислав Кот.

— Иран не близок к Польше, — говорит Сталин.

Поскольку возразить на сталинскую реплику нечего, Сикорский заявляет, что Англия теперь не та, которую он видел в 1940 году, и у англичан много войск.

— Насколько я понял, — говорит Молотов, — трудности формирования частей в СССР вызывают, по мнению польского правительства, необходимость переброски польских войск из СССР в Иран?!

Генерал Андерс отвечает утвердительно. Сикорский заявляет, что он знает Черчилля и уверен, что не возникнет никаких трудностей с возвращением польских частей в СССР из Ирана. Можно даже подписать договор.

В ответ на это Сталин произносит фразу, которая звучит как приговор.

«Мы не можем заставить поляков драться, — говорит главком СССР. — О договоре не может быть и речи. Если поляки не хотят, то мы обойдемся и своими дивизиями».

Генерал Андерс опять ссылается на холод, на то, что ему не дают досок для строительства, не дают тракторов для перевозки строительных материалов и т. д.

«Что же мы будем торговаться! — говорит Сталин. — Если поляки хотят драться ближе к своей территории, то пусть остаются у нас. Не хотят — мы этого требовать не можем. В Иран так в Иран. Пожалуйста! Мне 62 года, — продолжает Сталин, — и у меня есть жизненный опыт, который мне говорит, что там, где армия формируется, там она и будет драться».

«Не вешайте мне лапшу на уши, мы знаем, что вы хотите, и знаем, что вы сделаете» — вот что сказал полякам глава СССР. Сикорский говорит, что они смогут сформировать армию в Иране в лучших, чем в СССР, условиях.

«Мы мешать не будем», — говорит Сталин.

СССР сейчас сильно зависим от позиции и военных поставок со стороны Запада. Поэтому Сталин никак не может помешать полякам. Заставить не может, убедить не получается. Уговаривать не будет. Но попытку поправить ход событий и получить польских солдат на фронт глава СССР все же предпринимает.

Тот стиль переговоров, который использует Сталин, можно назвать «взять на слабо». Он соглашается со всем, что предлагают поляки, одновременно показывая им, что такое действие недопустимо с точки зрения чести. «Вы будет выглядеть клоунами и подлецами» — вот что на самом деле говорит полякам Сталин.

— Я человек немного грубый, не дипломат, — говорит Сталин. — Я ставлю вопрос резко: хотят ли поляки воевать?

— Хотят, — отвечает Сикорский. А генерал Андерс жалуется, что в Польше никогда не бывает таких морозов, как в СССР. А у него в армии люди и из южных районов.

— Дивизии Красной армии хорошо одеты и хорошо питаются. В них служит и большое количество уроженцев юга, но они не жалуются на климат так, как это делают поляки, — Сталин делает очередную попытку разбить аргументы поляков.

В ответ он снова слышит от Андерса, что польские дивизии якобы не получают того, что получают части Красной армии. Совершенно нет картошки, он не получает овощей. Большие перебои с продовольствием вообще. Солдаты живут в палатках и в землянках. Конюшни сделаны из хвороста.

Все это польский генерал говорит в тот момент, когда в Ленинграде началась массовая смерть людей от голода. Но поляки не могут воевать с немцами. Нет картошки. Не получают овощей. Солдаты живут в землянках! Как будто на передовой солдаты Красной армии живут как-то иначе!

«Как хотите, — говорит Иосиф Виссарионович, — в Иран так в Иран».

Понимая, что все это выглядит крайне некрасиво, чтобы как-то сохранить лицо, Сикорский говорит, что он не хотел бы ставить вопрос так резко, а желал бы найти выход в полном согласии с товарищем Сталиным.

«Я понимаю, — говорит глава СССР, — Англии нужны польские войска. Англия — наша союзница, пожалуйста!»

Когда же поляки вновь пытаются убедить Сталина, что они вернутся назад из Ирана, от англичан, Сталин указывает, что та война, что ведут британцы, «война платоническая». А если поляки останутся, то польские дивизии смогут через месяц-два драться на фронте. Сейчас уже можно можно образовать третью — и налицо будет польский корпус.

Генерал Андерс указывает, что у него много необученных солдат.

— Но ведь у вас есть резервисты, — говорит Сталин.

— Резервистов у меня 60%, — отвечает Андерс.

В этот момент беседы Сталин решает надавить на «премьера Польши» Сикорского, видя, что Андерс все для себя уже решил. Поэтому он будет говорить, что над Сикорским станут смеяться люди и он войдет в историю совсем не так, как хотел бы, «где ваша знаменитая шляхетская честь?».

— У вас 60% резервистов и вы решили, что нельзя ничего сделать, — говорит глава СССР. — Вам не дали досок — и вам кажется, что все пропало! Мы возьмем Польшу и передадим ее вам через полгода. У нас войска хватит, без вас обойдемся. Но что скажут тогда люди, которые узнают об этом? А польским войскам, которые будут находиться в Иране, придется бороться там, где этого пожелают англичане.

— Где же им придется бороться? — спрашивает Андерс.

— Турцию защищать от немцев, — отвечает Сталин. — Может быть, в Северной Африке англичанам понадобятся войска, или же через полгода выступит Япония — и тогда поляков, может быть, перебросят в Сингапур. Организуйте корпус здесь, чтобы люди не стали смеяться, а остальных можете перебрасывать в Иран. Хотите место и средства для семи дивизий?

Сталин хочет поставить поляков в сложное положение, давя на их понятия об офицерской чести, с одной стороны, с другой — предлагая средства для резкого наращивания мощи армии.

«Я ставлю вопрос еще раз честно и грубо, — говорит Сталин, — если польским войскам будет лучше в Иране, пусть идут в Иран. Если польские войска хотят формироваться и жить в таких же условиях, как наши, то можно сформировать три-пять дивизий.

Наша армия имеет лучшее обмундирование и лучшее питание, чем германская армия. Красная армия живет лучше, чем германская армия. Такие же условия, как и в Красной армии, мы можем обеспечить и польской армии».

В итоге переговоров Сикорского (Андерса) и Сталина были достигнуты следующие договоренности: поляки должны развернуть в СССР воинский контингент в 96 тыс. солдат и офицеров, при этом другие 25 тыс. поляков отправляются в Англию «на пополнение». И главное — «польские вооруженные силы будут сражаться в составе Красной армии как автономная армия под верховным советским командованием».

Фактически Сталин соглашается на вывод в Иран двух польских дивизий, притом что еще пять должны остаться на территории СССР воевать рука об руку с русскими. Поляки «переезжают» на Юг СССР, пополняются, тренируются, вооружаются. С начала 1942 года Москва задает вопросы, когда же польские дивизии отправятся на фронт. Андерс говорит об июне 1942 года. При этом отправлять в бой одну дивизию отказывается, говоря о необходимости идти на фронт всей польской армией. 18 марта 1942 года, на очередной встрече генерала Андерса со Сталиным, была достигнута договоренность о переводе в Иран части польских подразделений.

После прилета Андерса в Лондон к делу подключился и лично Черчилль, который настоятельно попросил отпустить в Иран вообще всю польскую армию. 17 июля 1942 года он в телеграмме выражал благодарность Сталину за передачу польских дивизий для защиты Ближнего Востока и писал, что будет правильным, если и остальные их товарищи присоединятся к ним в Иране. В августе 1942 года почти 70 тыс. человек, включая членов семей польских военнослужащих, были перевезены в Иран. Практически в это же самое время в Москву на переговоры прилетел Черчилль. Сталин оказался в ситуации, когда он не мог отказать «нашим британским партнерам», что и поставило точку в истории польской армии Андерса.

Напомню, что это был разгар Сталинградской битвы. Но вместо помощи прекрасно подготовленная польская армия не пошла воевать с оккупантами родной земли, а отправилась в долгое путешествие. Снаряды и патроны, переданные полякам, не попали в наши окопы и к нашим бойцам. Советские солдаты продолжали в одиночку проливать кровь. Становилось понятно, что с «лондонскими поляками» дело иметь нельзя, что после победы над Германией в их лице СССР получит злейшего врага.

И тогда Сталин начал свой собственный «польский проект». Из оставшихся в СССР офицеров и солдат была сформирована другая армия — Войско Польское. Она дошла до Берлина вместе с нашими солдатами и имела численность до 330 тыс. штыков, что было почти в 4 раза больше, чем в армии Андерса.

Но это уже совсем другая история…

Что же касается генерала Андерса, то Польши он больше не увидел. Он умер в Лондоне в 1970 году, будучи одним из самых ярых деятелей польской эмиграции. В сегодняшней Польше он является одной из самых почитаемых фигур.

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх